Жил в нашем заводе
старик один, по прозвищу Кокованя. Семьи
у Коковани не осталось, он и
придумал взять в дети сиротку.
Спросил у соседей — не знают ли кого,
а соседи и говорят:
В деревне Сарапулке это началось. В недавних годах. Вскорости
после гражданской войны. Деревенский народ в те годы не больно грамотен был. Ну,
все-таки каждый, кто за советскую власть, придумывал, чем бы ей пособить. В
Сарапулке, известно, от дедов-прадедов привычка осталась в камешках разбираться.
В междупарье, али еще когда свободное время окажется, старики непременно этими
камешками занимались. Про это вот вспомнили и тоже артелку устроили.
У Настасьи, Степановой-то вдовы, шкатулка малахитова
осталась. Со всяким женским прибором. Кольца там, серьги и протча по женскому
обряду. Сама Хозяйка Медной горы одарила Степана этой шкатулкой, как он еще
жениться собирался.
К этому ремеслу — камешки-то искать — приверженности не было.
Случалось, конечно, нахаживал, да только так… без понятия. Углядишь на смывке
галечку с огоньком, ну и приберешь, а потом у верного человека спрашиваешь —
похранить иль выбросить?
Не одни мраморски на славе были по каменному-то делу. Тоже и
в наших заводах, сказывают, это мастерство имели. Та только различка, что наши
больше с малахитом вожгались, как его было довольно, и сорт — выше нет. Вот из
этого малахиту и выделывали подходяще. Такие, слышь-ко, штучки, что диву дашься:
как ему помогло.
Про наших златоустовских сдавна сплетка пущена, будто они
мастерству у немцев учились. Привезли, дескать, в завод сколько-то немцев. От
них здешние заводские и переняли, как булатную сталь варить, как рисовку и
насечку делать, как позолоту наводить. И в книжках будто бы так записано.
Было это в давних годах. Наших русских в здешних местах тогда
и в помине не было. Башкиры тоже не близко жили. Им, вишь, для скота приволье
требуется, где еланки да степочки. На Нязях там, по Ураиму, а тут где же? Теперь
лес — в небо дыра, а в ту пору и вовсе ни пройти, ни проехать. В лес только те и
ходили, кто зверя промышлял.
Нашу-то Полевую, сказывают, казна ставила. Никаких еще
заводов тогда в здешних местах не было. С боем шли. Ну, казна, известно. Солдат
послали. Деревню-то Горный Щит нарочно построили, чтоб дорога без опаски была.
На Гумешках, видишь, в ту пору видимое богатство поверху лежало, — к нему и
подбирались.
Знаменитых горщиков по нашим местам немало бывало.
Случались и такие, что по-настоящему ученые люди, академики их профессорами
величали и не в шутку дивились, как они тонко горы узнали, даром что
неграмотные. Дело, понятно, не простое, — не ягодку с куста сорвать. Не зря
одного такого прозвали Тяжелой Котомкой.
Катя — Данилова-то невеста — незамужницей осталась.
Года два либо три прошло, как Данило потерялся, — она и вовсе из невестинской
поры вышла. За двадцать-то годов, по-нашему, по-заводскому, перестарок
считается. Парни таких редко сватают, вдовцы больше. Ну, а эта Катя, видно,
пригожая была, к ней всё женихи лезут, а у ней только и слов: